«ЧИСТОГО
ИСКУССТВА» И К.Л.ХЕТАГУРОВА
Возникновение темы «ночи» в русской поэзии
связано, по мнению исследователя В.Н.Топорова, с именем писателя ХVIII века
М.Н.Муравьева, [1] у которого впервые появилось стихотворение «Ночь». Уже в
этом стихотворении, опубликованном в 1776 или 1785 году, мы видим трогательное
отношение к ночи. Поэт мечтает о ее наступлении, так как «к приятной тишине
влечется мысль» его. Он радуется ночи, принесшей ему «уединение, молчание и
любовь».
Образ ночи и побуждаемые ею ночные мысли и
чувства нашли отражение во многих прекрасных стихотворениях русских поэтов.
Хотя восприятие ночи у всех поэтов свое, можно заметить, что в основном ночь
была для поэтов наиболее благодатным временем суток для их размышлений о смысле
жизни, своего места в ней, пробуждения различных воспоминаний, особенно о
любимых.
Образ ночи боготворили и поэты ХIХ века.
Это и А.С.Пушкин, и С.П.Шевырев, и Ф.И.Тютчев и многие другие. Мы не
останавливаемся на их стихотворениях, так как они не предмет нашего
исследования. Цель наша – рассмотреть образ ночи в поэзии Коста Хетагурова и
русских поэтов «чистого искусства». И здесь мы вспомним прежде всего А.А.Фета.
Большое место образ ночи занимает в поэзии
А.А.Фета, певца природы и любви, сторонника, как и Ф.И.Тютчев, идеалистической
философии. Именно в ночное время он создал многие свои замечательные стихи,
грезил, вспоминал о своей трагической любви с Марией Лазич; размышлял о тяготах
жизни, прогрессе, красоте, искусстве, «бедности слова» и т.д.
Действия его в поэзии происходят часто
ночью: «ночную фиалку лобзает зефир», «ночью буря разозлилась, крыша снегом
опушилась», «молятся звезды, мерцают и рдеют, молится месяц, плывя по лазури»,
«звезды кругом точно все собрались, Не мигая, смотреть в этот сад», «ветер
спит», «месяц быстрыми лучами Пронизал стекло», «месяц обманчивым светом
Серебрит и волны и листья», «Робко месяц смотрит в очи». Все эти приведенные
примеры говорят о том, что Фет олицетворяет ночь, как и ее спутниц – звезды и
луну.
Фет любит ночь. Даже «тишина холодной ночи
занимает дух» его. Ночь пробуждает в нем различные желания, поэтому он жаждет
наступления ночи:
Я
жду… Соловьиное эхо
Несется
с блестящей реки,
Трава
при луне в бриллиантах
На
тмине горят светлячки.
Я
жду… Темносинее небо
И
в мелких и в крупных звездах,
Я
слышу биение сердца
И
трепет в руках и ногах
Свою влюбленность в ночь Фет объясняет
так: «ночью как-то вольнее дышать мне», «каждое чувство бывает понятней мне
ночью», «любо мне в комнате ночью стоять у окошка в потемках, если луна с
высоты прямо глядит на меня…». Трепетное отношение к ночи поэтому можно понять
и из строк, где она наделяется различными эпитетами, создающими многозначный
поэтический образ:
Благовонная
ночь, благодатная ночь,
Раздраженье
недужной души!
Все
бы слушал тебя – и молчать мне невмочь
В говорящей так ясно тиши.
Одушевляя ночь,
поэт восторженно обращается к ней:
Здравствуй! Тысячу раз мой привет тебе, ночь!
Опять и опять я люблю тебя,
Тихая, теплая,
Серебром окаймленная!
А с каким наслаждением читатель
воспринимает его стихотворение «Шепот, робкое дыханье, трели соловья»: перед
глазами ясно предстает «серебро и колыханье Сонного ручья», и мы, словно
завороженные, повторяем строки поэта:
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца...
В
дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы
И
заря, заря!
Присутствие ночи Фет ощущает постоянно:
когда они вдвоем с любимой убегают прочь «от огней, от толпы беспощадной». И
тогда, когда они наедине, – «третья с ними лазурная ночь». Поэт это объясняет
тем, что если от людей можно спрятаться, то от спутниц ночи, звезд, ничего не
сокрыть».
Во всех циклах стихов Фета, посвященных
разным временам года, – зиме, весне, лету, осени, – образ ночи занимает большое
место, причем изображается она всегда красками теми, которые присущи именно
тому периоду, о котором идет речь.
Например, ночь зимняя «при свете лунном
холодна, тиха, ясна», «мороз сияет», «снежок хрустит», на версте мороз
огонечками». В этот момент Фет очарован раскрывшейся перед ним картиной:
Бриллианты
в свете лунном,
Бриллианты
в небесах,
Бриллианты
на деревьях,
Бриллианты
на снегах.
Поэт не только любуется красотой зимней
ночи, но и озабочен тем, «как бы в вихре дух ночной не завеял бы тропинку»,
проложенную любимой. Зимняя ночь, как видим, тоже пленяет поэта. В этом
убеждаешься при чтении его известного стихотворения «Чудная картина...»:
Чудная
картина
Как
ты мне родна:
Белая
равнина,
Полная
луна,
Свет
небес высоких,
И
блестящий снег,
И
саней далеких
Одинокий
бег.
А для «воспламеняющей» его весенней ночи
поэт создает уже иную картину. Здесь уже «неземной какой-то дух ночным владеет
садом». И Фет, очарованный майской ночью, радостно восклицает:
Какая
ночь! На всем какая нега!
Благодарю,
родной полночный край!
………………………………………
Какая
ночь! Все звезды до единой
Тепло
и кротко в душу смотрят вновь,
И
в воздухе за песнью соловьиной
Разносится
тревога и любовь.
И сердце поэта, полное любви, в эту
загадочную весеннюю майскую ночь обращается к любимой с признанием:
Ты,
нежная! Ты счастье мне сулила
На
суетной земле.
В летнюю же ночь, когда «вечер тих и
ясен»», «резко-сух снотворный и трескучий Кузнечиков неугомонный звон», «робко
месяц смотрит в очи, изумлен, что день не минул, Но широко в область ночи День
объятия раскинул», Фет советует кому-то:
В
душе смиренной уясни
Дыханье
ночи непорочной
И
до огней зари восточной
Под
звездным пологом усни!
Но вот лето кончается, дни сокращаются, а
поэт не желает расстаться с ним, грустит, что наступает «непогода-осень»,
«сердце стынет». И, огорченный этим, поэт вопрошает:
Где
же лета лучи золотые?
Осень воцаряется
не только в природе, но и в его душе, поэтому:
Только
серые брови сдвигаются,
Только
зыблются кудри седые.
Грусть на поэта наводит и осенняя ночь, и
птицы, которые улетают в теплые страны, поэтому ему «тяжело в ночной тиши выносить тоску души»:
И
болью сладостно-суровой
Так
радо сердце вновь заныть,
И в ночь краснеет лист
кленовый,
Что,
жизнь любя, не в силах жить.
Образ ночи у Фета близок по значению
образу ночи у Полонского, которого тоже часто одолевали тайные ночные думы.
Анализируя его стихотворение «Ночь»,
критик В.Фридлянд заявил, что «оно не уступает лучшим созданиям Тютчева и Фета.
Полонский в нем как вдохновенный певец ночи. Для него (впрочем, как и для Фета)
ночь – таинственное, сокровенное время, когда душа человека доступна всему
прекрасному и когда она особенно не защищена и тревожна, предвидя будущие
невзгоды». [2]
В стихотворении «Ночь» Полонский, не
понимая, за что он любит ночь, пытается причину своей любви узнать у самой
ночи:
Отчего
я люблю тебя, светлая ночь –
Так
люблю, что, страдая, любуюсь тобой!
И
за что я люблю тебя, тихая ночь!
Ты
не мне, ты другим посылаешь покой!
(«Ночь»)
В конце стихотворения поэт, так и не
смогший ответить себе, – за что он любит ночь, признался:
Caм не знаю, за что я люблю
тебя, ночь –
Оттого,
может быть, что далек мой покой!
И хотя сам Полонский не может объяснить,
за что он любит ночь, его восторженные восклицания в обращениях к ночи и
использованные им прекрасные эпитеты, метафоры и другие художественные
средства, помогают нам понять за что он любит ночь – за звезды, «деревья в
хрусталях и белом серебре», луну, серебряный свет, сумрак холмов, сонных
листьев колыханье, таинственный шум; свет ее звезд и луны, «скользя на холодный
гранит, превращает в алмазы росинки цветка». Она, ночь, – свидетель тайных дум
его, а музыка ночи пробуждает музыку души.
Как и Фет,
Полонский персонифицирует ночь. Так, ночь, «юга царственную дочь», он хочет
«взять себе в подруги», которая к нему сходила, –
B светлом пурпуре зари:
На
пути, в пространствах неба,
Зажигая
алтари.
Ему дорога эта итальянская ночь, так как
она, как никто, «умела раны сердца врачевать, петь над морем, вдохновлять». Как
о живом существе говорит о ней поэт:
А
она со мной расстаться
Не
хотела, не могла
По
горам, от слез мигая,
Вслед
за мной она текла.
Эта же ночь «задумчиво стояла... над
степным костром поэта», «ночевала с ним над рекою у скирдов, вея тонким
ароматом рано скошенных лугов», «и молила, и стонала», обещала ему спеть «песню
райскую», если он еще вернется со своего севера на юг.
В восприятии Полонского осенняя «ночь как
море темное»:
И
один, на дне осенней ночи,
Я лежу, как червь на дне
морском.
Но червь он только для тех, кто старался
его унизить, не признавал его поэтического таланта, а для себя он – «дух,
стремлений полный». А ночь зимняя, «ночь холодная мутно глядит..., светит
пасмурный призрак луны». Сравнивая ночь и день, ум и любовь, поэт приходит к
такому выводу:
Ночь
смотрит тысячами глаз,
А день глядит одним.
…………………………
Ум
смотрит тысячами глаз,
Любовь
глядит одним...
Полонский, как мы уже заметили,
олицетворяет ночь и ее спутников: «месяц ходит сторожит земли покой», а также
«ведет рассказ». И «тени ночи пришли и стали у его дверей». Поэт так зримо
представил ночь, что ему кажется:
Смелей
глядит мне прямо в очи
Глубокий
мрак ее очей.
И чувствуя рядом с собой присутствие ночи,
«Полонский умоляет ее, чтобы она укрыла своею «густою тьмою» от посторонних его любовь:
Помедли,
ночь! густою тьмою
Покрой
волшебный мир любви!
Он страстно просит также время и солнце,
чтобы они дали возможность продлиться минутам любви:
Ты,
время, дряхлою рукою
Свои
часы останови!
……………………………
О,
солнце, солнце! Погоди!
Полонский так упоен ночью и светом
волшебным луны, что слышит, когда ночь идет. Он радуется ночи, так как в это
время:
Все,
что спит в душе глубоко,
В
этот миг озарено.
В ночной вышине, в сонме звезд, он
пытается отыскать одну заветную звезду, но не находит: «видно, луч ее потух в
напрасной борьбе с туманами, которых путь ненастный По небу тянется, как черная
гряда».
Полонский воспел и грузинскую ночь,
дыханием которой он упивается под прохладным навесом уютной сакли деревенского
старосты (нацвала):
На
мягком ковре я лежу под косматою буркой,
Не
слышу ни лая собак, ни ослиного крику,
Ни
дикого пенья под жалобный говор чингури.
Но вдруг он слышит иные звуки, «иную
гармонию», которая приводит его в восторг, и он радостно кричит:
И, боже! Какой резонанс! Чу! какая-то
птица–
Ночная, болотная птица поет в отдаленьи...
И голос ее, точно флейты, отрывистый,
чистый,
Рыдающий звук, – вечно та же и та же
В размер
повторенная нота – уныло и тихо
Звучит. – Не она ли мне
спать не дает! Не она ли
Напела мне на душу грусть!
Тему кавказской ночи он продолжает развивать
и в стихотворении «Не жди»:
Едва
потухло зарево зари,
Всю
ночь зурна звучит за Авлабаром,
Всю
ночь за банями поют сазандари.
Здесь
теплый свет луны позолотил балконы,
Там
углубились тени в виноградный сад,
Здесь
тополи стоят, как темные колонны,
А
там, вдали – костры веселые горят.
В эти минуты, –
Когда
сама душа – сама душа не знает,
Какой
любви, каких еще чудес
Просить
или желать, – но просит – но
жалеет –
Но молится пред образом небес....
Полонский, как и Фет, олицетворяет не
только ночь, но звезды и луну: «ясные звезды потупили взор, слушают звезды
ночной разговор» (стих. «Агбар»). А в стихотворении «Караван», он, очарованный
ночью, радостно восклицает: «Какая ночь – не ночь, а рай!» Здесь «ночные звезды
искры мечут», «ползет ночная тишина подслушивать ночные звезды», «беседуют
звезды на небе ночном», тени ночи, «нахлынув, темною толпой», к нему влетели.
Какими только эпитетами ни наделяет
Полонский ночь: белая, темная, хмурая, одинокая, лучезарная, холодная, немая и
т.д.
А думая о смертном часе «о сером дне»,
который приближается, поэт отчаянно призывает его в стихотворении «Вечерний
Звон»:
Жду..
Приходи святая тень!
Я к ночи сердцем легковерней,
Я буду верить как-нибудь,
Что
мочь, гася мой свет вечерний,
Укажет
мне на звездный путь.
И услышав благословенный вечерний звон
колокола, поэт просит его:
Пророчь
мне к ночи вдохновенье
Или
могилу и покой.
А в конце стихотворения Полонский
философски предсказывает:
Но
жизнь и смерти призрак миру
О чем-то вечном говорят, –
И как ни горько пой ты, – лиру
Колокола перезвонят.
Без них, в пыли руин забытых,
Исчезнут гении веков...
То будет ад зверей несытых,
Или эдем полубогов...
Для Случевского ночь тоже желанное время,
время расцвета любви и испытания страсти:
Недошептанные
речи,
Замиранье жадных рук,
Холодеющие
плечи...
И
часов тяжелый стук.
(«Ночь. Темно...»)
Ночь у него благотворна и для пробуждения
воспоминаний:
Да,
ночью летнею, когда заря с зарею
Соприкасаются,
сойдясь одна с другою,
С
особой ясностью на памяти моей
Встает
прошедшее давно прожитых дней...
(«Заря во всю ночь»)
И мысленно, перелистывая в эти минуты
страницы прошлого «от детства до возмужалости», он припоминает, что в жизни он
видел хорошего и плохого:
В ней было все: ошибки и
паденья,
И
чад страстей, и обаянье сна,
И слезы горькие больного
вдохновенья,
И
жертвы, жертвы... На могилах их
Смириться
разве? Но смериться больно,
И
жалко мне себя, и жалко сил былых...
(«Заря во всю ночь»)
А когда на город опускается ночь, когда
кругом стих шум «и лежит кругом по саду мгла», поэт «счастлив, как безумный»,
радостно зовет любимую:
Торопись
голубка! Ты теряешь
Час
за часом! Звезд не сосчитать!
(«Приди»)
И вместе с ним чувство радости испытывает
и природа, она радуется вместе с ним:
Полный
месяц, словно очарован,
Высоко
и радостно дрожит.
(«Приди!»)
Поэт клянется любимой в вечной любви и
верности, но она молчит, бледнеет.
Сердце Случевского, оберегающего покой
любимой, полно нежности: он просит ее проснувшуюся рано, чтоб она закрыла глаза
и вернулась к своим неоконченным снам, так как
Ночь,
пришлец-великан, разлеглась над землей;
В
поле темень и мрак по лесам.
(«Рано,
рано! Глаза свои снова закрой»)
При этом он обещает ей, что когда наступит
утро разбудит ее:
Я
тебя разбужу, разбужу...
В эти минуты поэт охвачен любовью и
страстью, этим объясняется психологическая пауза, обозначенная многоточием.
У Случевского ночь часто присутствует в
стихотворении со своими спутниками – луной и звездами.
Например, в стихотворении «По крутым по
бокам вороного», где о наступлении ночи говорит появление луны: «месяц блещет,
вовсю озарил», а потом мы видим саму ночь:
Ох,
и лес – то велик и спокоен!
Ох,
и ночь - то глубоко синя!
Да
и я безмятежно настроен...
О том, что поэт «безмятежно настроен…»
можно понять из использованных им десятью восклицательных знаков в этом
стихотворении.
Именно ночь и луна пробудили в Случевском
чувство, что они с конем едут за девицей, которая, –
..
.прикрываясь фатой,
Ждет…
глаза проглядит...
Но потом поэт понял, что его грезы не
реальны, что ему все это только хотелось бы; и он прервал свои мечты:
...Нет!
Мы бредим,
И
никто-то не ждет нас с тобой, –
обращается Случевский к лошади.
К реальности его заставляет вернуться и
^молчание коня, которого он только что просил представить, что они едут с ним к
девице:
Конь не молвит мне доброго слова!
Это сказка, чтоб конь говорил!
И поэт недоуменно спрашивает:
Но
зачем же бока вороного
Месяц
блеском таким озарил?
А в стихотворении «Малость стемнело,
девица поет «Случевский предполагает, что песня девицы, наверно, доходит до
небес, а поэтому спутницам ночи, «звездам, чуть глянуть, плясать...».
Поэт, как мы уже заметили, олицетворяет и
ночь, и луну, и звезды:
Заросилось.
Месяц ходит.
Над
левадою покой.
Даже сны ночные у Случевского персонифицированы:
Сны
ночные тоже тут,
Собираются,
снуют
В
городах, вдоль кустов,
На
крылах сычей и сов.
(«По завалинкам у хат»)
Ночь – любимое время поэта, поэтому и его
лирический герой, блаженно заявляет:
Чудесной
ночи.. Воздух светел...
Как
тишь тиха! Засну, любя
Весь
божий мир... Но крикнул петел!
Иль я отрекся от себя? –
Многоточия, психологические паузы в данном
четверостишии говорят о том, что герой произносит эти строки, блаженно засыпая, погружаясь в сон.
Очарованный ночью, Случевский радостно восклицает:
Какая
ночь! Зашел я в хату,
Весь
лес лучами озарен
И,
как по кованому злату,
Тенями
ночи зачервлен.
Сквозь
крышу, крытую соломой,
Мне
мнится, будто я цветок
С
его полуночной истомой,
С
сияньем месяца у ног!
(«Какая ночь! Зашел я в
хату...»)
Но Случевскому не каждая ночь по душе, не
каждая ночь его радует. И тогда вместо таких романтических эпитетов как «божественная»,
«звездная», «чудесная», «голубая» и т.д., ночь наделяется иными эпитетами:
Какая ночь убийственная, злая!
Бушует
ветер, в окна град стучит;
И
тьма вокруг надвинулась такая,
Что
в ней фонарь едва – едва блестит.
(«Какая ночь, убийственная, злая!»)
И в эту ненастную ночь поэт успокаивает
себя тем, что бывает и другая ночь:
А
ночь порой красотами богата!
Да,
где-нибудь нет вовсе темноты,
Есть
блеск луны, есть прелести заката
И
полный ход всем чаяньям мечты.
Так как эта «убийственная» ночь ему мешает
предаться своим мечтам, он готов уничтожить «злую чару», что принесла эту
непогоду. Он уверен, что ему это по силу:
Ее
согнать, поверь, под силу мне:
Готовы
струны, ждет моя гитара,
Я
петь начну о звездах, о луне, –
которые, как считает Случевский, слушая
его песнь, всплывут. И тогда, несмотря на град, вихрь, тьму, его ясная песнь
разбудит и весеннего соловья, который будет вторить ему своей песней, озаряя
все вокруг.
А зимняя, холодная ночь погрузила поэта в
воспоминанья давно минувших лет, которые в нем всплыли у дома, где когда-то
жила любимая. И постаревшей Случевский убеждает себя в том, что в любом
возрасте человек имеет право на воспоминанья:
Я
стар! Но разве я мечтами
О
том, как здесь встречались мы,
Не
в силах сам убрать цветами
Здесь
этот снег глухой зимы?
Поэт уверен, что ожившие в нем
воспоминанья скрасят его старость, «глухую зиму». И он, забыв о возрасте,
отгоняя от себя мысли о старости, воспрянув, закричит:
О
нет! Мечта полна избытка
Воспоминаний
чувств былых...
……………………………………
Июньской ночи стрекотанье...
И
плеск волны у берегов...
И
голос твой... и обожанье,
И
нет зимы... и нет снегов!
(«Ты
тут жила»)
Душевное волнение поэта передается при
помощи ряда многоточий и восклицательных знаков. Он словно ищет подходящее
слово, которое бы передало читателю всю полноту чувств, нахлынувших на него от
воспоминаний.
Для Случевского ночи любви – «ночи
безумные» (стих. «Пара гнедых...»). И даже песни «полночных часов» в ночи любви
кажутся ему «неразумными», как и сами влюбленные, «с трепетом, с дрожью больных
голосов!». А дальше поэт разъясняет, почему он любит «песни безумные»:
Тайные
встречи и оргии шумные,
Грусть...
неудача... пропавшие дни...
Любим
мы, любим вас, песни безумные:
Ваши
безумия нашим сродни!
Случевский любит ночь и потому, что в это
время «мечты преследуют» его и в нем «песнопенья родятся силой колдовства». Но
тогда:
Сгорает
связь меж мной и ими,
Я
становлюсь им всем чужой
И
пред созданьями своими
Стою
с поникшей головой...
Если «звездная», «голубая», «чудная ночь»
(стих. «На волне») его радует, то другая,
«страшная ночь», которую «бог посылает карать
недостойных и гордых сынов», в ком «дух человека скорбит, изнывает,
В цепи несловимых, томительных снов», то эта жестокая ночь, которая «ворочает душу» поэта – ему
ненавистна. Потому он жаждет, чтоб она скорее
кончилась, чтоб «рассеялись тени, мрак ночи исчез».
У другого сторонника «чистого искусства» К.М.Фофанова,
тоже есть ряд стихотворений, где читатель встречается с образом ночи. Так, в
стихотворении «Весенней полночью бреду домой усталый» поэт погружает нас в мир
ночной тишины спящего огромного города. Ничего не ускользает от взора и слуха
поэта в эти часы:
За спящею
рекой, в лиловой бледной дали,
Темнеет и
садов и зданий тесный круг.
Вот дрожки
поздние в тиши продребежали,
И снова
тишина вокруг.
Стихотворение точно отражает настроение поэта,
погруженного в свои горестные жизненные думы, которому в ночной тишине «чудятся
порой», –
То
пьяной оргии разнузданные крики,
То
вздохи нищеты больной.
Фофанов детально передает то, что произошло в природе
ночью:
Остывает
запад розовый,
Ночь
увлажнена дождем.
Пахнет почкою
березовой,
Мокрым щебнем
и песком.
Пронеслась
гроза над рощею,
Поднялся
туман с равнин.
И дрожит
листвою тощею
Мрак
испуганных вершин.
В стихотворении «После грозы», из которого приведены
эти строки, ночь одушевлена:
Спит и бредит
полночь вешняя,
Робким
холодом дыша.
В восприятии Фофанова весенняя ночь после бури также
безгрешна, как влюбленная душа.
Стихотворение «Пел соловей, цветы благоухали» тоже о
весенней ночи, о ночи любви юноши, который, «вступивший в жизнь, как в роковую
дверь, …летел мечтою окрыленной к ней, только к ней, –и
раньше и теперь». И все вокруг было с ним заодно, вторило его любви:
И
мир пред ним таинственным владыкой
Лежал
у ног, сиял со всех сторон,
Насыщенный
весь полночью безликой
И
сладкою весною напоен.
Психологически точно Фофанов передает состояние своего
лирического героя, томление его влюбленной души, желание скорее с ней
встретиться и ласкать ее:
Он ждал ее, в
своей разлуке скорбной,
Весь счастие,
весь трепет и мечта…
А эта ночь,
как сфинкс женоподобный,
Темнила взор
и жгла его уста.
Лирический герой так страстно жаждет любви, что стал
уподоблять ночь «женоподобному сфинксу», загадочной женщине, которая пришла,
чтоб «темнить его взор и жечь уста».
В стихотворении «Звезды ясные, звезды прекрасные» уже
одушевлены спутники ночи, звезды. Они «нашептали цветам сказки чудные», а
влюбленную душу самого поэта звездными сказками переполнила сама земля:
И теперь, в
эти дни многотрудные,
В эти темные
ночи ненастные,
Отдаю я вам,
звезды прекрасные,
Ваши сказки
задумчиво-чудные! –
радостно заявляет поэт.
Осенней ночи «с ее красой печальной, с ее
мечтательным, болезненным лицом, поэт уподобляет свою безрадостную жизнь:
Но жизнь моя
темна и дума безотрадна,
Как облетелый
сад – пуста моя душа,
И ходит ветер
в нем стремительно и жадно
И гнет
вершины лип, порывисто дыша.
И блуждая в своем осиротелом саду, где царят осень и
туман, он, любуясь ночным небосводом, восклицает:
О, если б
жизнь цвела, как этот отблеск дальний!
Померкнувшей
зари на небе голубом!
(«Прекрасна эта ночь…»)
Тогда, считает Фофанов, к нему пришло бы вдохновенье,
и он бы «мир открыл, мир красок и чудес».
А когда «пришла желанная, благоуханная волшебница –
весна», то восприятие ночи у поэта уже другое: он словно забыл о своих
горестях: радуется пробуждению природы, рисует раскинувшуюся перед ним картину,
дающую читателю возможность понять, что состояние души Фофанова слилось с
происходящим в природе:
И звезды
блещут взорами
Мигая в небе
хорами,
Над синими
озерами,
Как слезы
божества.
Повсюду
пробуждение,
Любовь и
вдохновение,
Задумчивое
пение,
Повсюду блеск
и шум.
(«Шумят леса тенистые»)
Но вот пришла зимняя лунная ночь. Сердце поэта,
конечно, «грезить не прочь», но так как его «печальна душа», то он мечтать не
может и грустно исповедуется:
В сердце
весна отцвела:
Там, как в
пустыне безгласно;
Прошлое
счастье – луной
Смотрит
мертво и неясно…
(«Лунная тихая ночь»)
В стихотворении же «Ночью», тоскуя об утраченном
счастье. Фофанов не спит, его «очи пылают без слез». Хотя он видит, что ночь
уходит и приближается «лучезарной улыбкой ликующий день», сердце его чувствует,
что холодная ночь из него не уйдет:
Не спугнет ее
блеск ароматного дня,
И чарующих
снов золотой хоровод
Для надежд и
любви не разбудит меня, –
утверждает поэт.
Фофанов одушевляет ночь и во многих других
стихотворениях: «ночь осеняя, как грешница рыдает» (стих. «Старые часы»),
«ночной сумрак «соткал нелюдимые сны» («Сны одиночества»), «ночь грустит и
словно мается» («В парке»), «ночь трепещет в тени задремавших берез» («Ночью»)
и других.
Сравнивая характеристику образа ночи у названных
русских поэтов и у К.Л.Хетагурова. можно заметить, что он с национальным
своеобразием изобразил особенности хорошо ему знакомых горных ночей, которые
«тягостны и длинны». Наиболее неприятны ему зимние ночи «стих. «Сердце
бедняка»), когда «в рост человека выпал снег, и злая стужа с перевала уж
замостила русла рек». Но даже такая ночь его лирическому герою, бедняку-горцу,
больше по душе, так как хоть во сне он, видя радостные сны, забывает о своей
тяжелой жизни.
Ночь, погрузив в сон пятерых детей бедной вдовы,
живущей в сакле высоко в горах, помогает им забыть о страшном голоде, которых
мать вынуждена обманывать, что варит для них бобы, хотя на самом деле варит в
котле камни (стих. «Мать»).
В ненастную зимнюю ночь сердце самого Хетагурова
разрывается на части от того, что он не может помочь горю сестры, над которой
издевается нелюбимый ею муж, «необузданный, грубый супруг», разбивший все ее
надежды и мечты (стих. «Сестре»).
Уставший от жизненный невзгод Хетагуров уподобляет
свою жизнь, как и Фофанов, осенней мрачной ночи (стих. «Иссякла мысль, тускнеют
очи»).
С ночью он сравнивает и жизнь бедноты, которой
пророчествует, что их тяжелая жизнь скоро кончится:
Ночь близится
к концу, –
заверяет он в стихотворении «Не упрекай
меня».
А находясь в херсонской ссылке, «далеко от родных,
далеко от друзей, изнывая в тяжелом изгнанье, отдаваясь тоске по отчизне»
своей, он вновь уподобляет свою невольную жизнь осенней ночи:
Как осенняя
ночь, как кошмар, как недуг,
Дни за днями
ползли без просвета, –
Будто
вымерло все, – я не видел вокруг
Ни
улыбки, ни слез, ни привета.
(«В решительную минуту»)
Тягостные чувства навивают на поэта и ночи
«Страстной недели», потому что –
В
эти мрачные дни, в эти скорбные ночи
Наполняется
вновь безотчетной тоской
Изболевшая
грудь, и усталые очи
Снова
искрятся жгучей невольной слезой.
Бессонными ночами поэт терзается и от того, что не
может помочь «безысходному горю народа», конец тяжелой жизни которой еще так
далек. В отчаянии он восклицает:
Как долга
беспросветная ночь!
Как еще
далеко до восхода!
(«Зигзаги мысли в бессонницу»)
Только в единственном стихотворении «Этюд» мы видим
образ ночи, который радует поэта. Как восторженно Хетагуров описал эту
«ароматную ночь», полную «грез и неги». Здесь царствует лексика высокого стиля,
которая вытеснила из сердца поэта прежние характеристики ночи, представленные
эпитетами: «беспросветная», «ненастная», «мрачная».
Как видим, хотя порой и разное восприятие
ночи у поэтов, но это для них – самое желанное время суток.
Ночь дает им возможность спокойно осмыслить жизненные проблемы, предаться мечтам и воспоминаньям. Она является
для них и источником вдохновения. А такие
поэты, как Фет, Полонский, Случевский, Фофанов олицетворяют ночь.
Литература
1.
Топоров В.Н. Из истории
русской литературы. Т.2. Русская литература второй половины ХVIII века. Исследования,
материалы, публикации. М.Н.Муравьев: Введение в творческое наследие. Кн.2. –
М., 2003. С.89.
2.
Фридлянд В.Я.
Полонский//Я.П.Полонский. Стихотворения и поэмы. – М., 1986. С.13.