С. З. Габисова

 

…Веков связующая нить.

 

            ...Дни за два перед девичником кладут на блюдо ленты из косы невестиной. Брат ее или ближайший родственник носит его по улице. Это называют «красу носить». Между тем поют: «Трубчистая коса / Вдоль по улице шла. / Жемчужная пчелка / За нею гонялася, /  За нею гонялася, / За косу хваталася: / -Коса ты, косынька! / Ужели ты моя?! / -Я тогда буду твоя, /  Когда в божью церковь вступлю, /  Золотой венец приму!»

-это одна из тридцати четырех свадебных песен, записанных А.С. Пушкиным в 20-30-х годах на Псковщине с его комментариями обряда расплетания косы[1].

            Сотни, возможно, тысячи вариантов свадебных песен, сопровождающих этот акт прощания невесты с девьей красотой, с тех пор опубликованы по всей необъятной России. И среди этих публикаций достойное место принадлежит материалам, собранным у русского и казачьего населения в XIX в.- нач. XX в. на территории бывшего Владикавказского округа, куда входили станицы Ардонская, Архонская, Терская, Луковская и многие другие[2]. Эти материалы позволяют соотнести их с такими классическими изданиями, как собрание песен П.В. Киреевского, «Великорусские народные песни» академика А.И. Соболевского, в первый том которого вошли пять песен, записанных известным собирателем казачьего фольклора Петром Хрисанфовичем Семеновым, среди которых две свадебные, сопровождающие обряд расплетания косы («Да не трубушка трубила рано на заре», №20 и «Взворковала, взворковала голубка во своем голубином сиденьи», №23)[3].

            В истории публикации казачьего фольклора в советские годы на территории Северного Кавказа достойное место принадлежит известному ученому Борису Николаевичу Путилову, который со своими коллегами из грозненского пединститута организовал фольклорную экспедицию в русские станицы Чечено-Ингушетии и издал книгу «Песни гребенских казаков» в 1946 году; при его непосредственном участии были изданы «Песни Терека» в 1974 году и «Русская песня в Дагестане» (1975г.)[4].

            Все эти публикации дают нам возможность сопоставить их с полевыми фольклорными записями студентов СОГУ за последние 30 лет и таким образом вписать местные казачьи песни как в общекавказский, так и в общерусский фонд культурного наследия. Для анализа выбран один мотив казачьей свадебной лирики – прощание невесты с «красной красотой». Как он сохранен в этнографических описаниях свадьбы, в чем его суть, какова поэтическая интерпретация этого мотива – таковы основные задачи исследования.

            Символическим выражением «красной красоты» выступают разнообразные предметы: коса, головные уборы, ленты, цветы, украшенное деревце (гильце), ветка, а также абстрактные понятия: воля, душа, нега, красота, доля, молодость, девичество. По мнению исследователей, все эти атрибуты красоты функционально едины и являются символами благополучия и плодородия[5].

            Мотив косы, красоты и т.д. проходит красной нитью через все основные этапы свадебного обряда, через многоголосую лирическую поэзию, передавая тончайшие нюансы психологического состояния невесты, начиная «от косы недорощенной» в родной семье «до косы потерянной» в семье мужа.

            «Красота» в жизни девушка обозначает определенный этап, период, отрезок жизненного пути. Свадьба - тот предел, когда девушка-невеста с высоты своего нового положения, нового статуса оценивает свою прошлую вольную жизнь, отчитывается за прожитое, выражает своим родителям любовь и почтение:

Ой, покуда ваша волюшка-

Непокрытая головушка.

Как покроется-

Улетит от девки волюшка.[6]

«Красота» в сознании невесты неотделима от окружающего ее мира, она ассоциируется с родной деревней, домом, садом, цветами, т.е. «свой», «этот»  мир покоя и благополучия в противоположность чужому, «тому», «иному», незнакомому дому. Сад, цветы – символы привольной жизни девушки в свадебной лирики, поэтому так часто она обращается к матери (батюшке) перед разлукой не забывать «вставать раненько да поливать цветики частенько».

            «Красота» в свадебных песнях предстает как живое существо, как второе «я» невесты, о дальнейшей судьбе которой она переживает. Как поступить, кому отдать, доверить, кто сохранит и преумножит эту красоту?

            Т.А. Бернштам выдвинула гипотезу, согласно которой «красота» не просто символ девичества, но сложное понятие, в основе которого лежат древние славянские представления о множественности душ, сосуществующих вместе или сменяющих друг друга в определенный периоды человеческой жизни.[7] Возможно, красота – это состояние души невесты «заблудившейся, загулявшейся», но в итоге доверившей ее Богу: «Во божьей церкви волюшка Богу молится, /  Богу молится на правой руки, /  На правой руки Богу молится, /  Богу молится, низко кланяется. /  Перед волюшкой, сестрицы, свечи топятся».[8]

«Красота» включала в себя нерасторжимую связь со всем родом – племенем, а его у  невесты, как у липовой ракитушки: «все отросточки от корня до макушечки с золотой верхушечкой». От их участия в ее судьбе зависело многое, поэтому подруги спрашивают красную Матренушку: «уся ли твоя роденюшка посошлась, посъехалась?»,  «да что у тебя, подруженька, /Неродной ли род?Что он тебя не оставил /  Хоть еще один год?»[9].

            Мотив «красной красоты» соединяет почти все свадебные акты, зарождающиеся в доме невесты после зарученья (рукобитья, пропоя и т.д.) и завершающиеся в доме жениха окручиванием (окручением) невесты. Центральным актом, соединяющим молодых, было венчание в церкви.

            Мария Павловна Кургосова, уроженка станицы Архонской, рассказывает: «Позывалки ходят к подружкам невесты и от ее имени приглашают их к ней на посиделки, чтобы помочь приготовить приданое. После зарученья невеста называлась сговоренкой и должна была ходить в темном платке, заплетала волосы в косу, в которую вплеталась лента, завязанная в бант. На девичнике подружки расплетают невесте косу, а она тем временем причитает: «Не отдавай меня, батюшка, во чужи люди, / Ой лели, ой лели, во чужи люди. /  Не губите мою русую косушку, /  Ой лели, ой лели, мою русую косушку!».

            Невеста задает в своих причетах многочисленные вопросы родителям, пытаясь выяснить причину их гнева на нее:

Надоела я вам, видно, наскучила

Хлебом – солью вас обкушала?

Цветным платьем вас обносила?

Аль башмаками вас истоптала?

У подруг спрашивает совета, «как чужого папашей назвать, как чужую тетю матушкой назвать?»[10]. Вот как описывала девичник Хвасцова Л.Ф. в 1974г: «Приезжают все родичи. Стоит ящик большой, в кухню все собираются. Ей (невесте) косу заплетают, садят на стул, все подружки стоят около нее. Мать несет ей подарок, подруги кладут его в ящик. Дочь бросается к матери, начинает ее обнимать, причитать: «Маменька родимая, куда вы меня отдаете?  В чужие руки, в чужую деревню.  Расстаюся я с вами навеки».

Мать начинает расплетать косу: «Начинаю я тебе расплетать в последний раз косоньку. Никто тебе теперь не будет заплетать такую косоньку, расплетаю я тебе в последний раз. Кто тебе будет волосики чесать, головушку русую. Последний денечек ты у меня находишься. Идешь ты в чужие рученьки, к чужому батюшке, к чужой матушке на воспитание…».

Мать уходит. Приходит отец и наговаривает те же слова, то же с приданным, немного расплетает косу. Вся родня делает то же самое – все ей расплетают косу и одаривают подарком. Это называлось «положить на косу». Три раза ей косу заплетают. Затем сама одаривала подруг лентами из своей косы. Перед вечером девушки ведут невесту в баню…».[11] Возвратившись, она просит своих родных в последний раз посмотреть

На мою русу косу

На девичью косынку,

Уж недолго мне,  матушка,

Во косе красоватися,

Во русой  величатися.

От субботы до субботы,

От сговора до девичника,

До девичьего вечера.[12]

Самым напряженным, трагическим актом свадебного обряда является приезд жениха за невестой, а в нем – продажа косы жениху. Само движение свадебного поезда жениха в дом невесты сопровождалось целым рядом запретов, бытовых правил. Получив благословение своих родителей, выстроившись в строгой последовательности, свадебные чины, украшенные лентами, ширинками, цветами отправляются к невесте. Но перед ними препятствия – жениху (или дружке) приходится платить выкуп за вход в дом, за косу невесты, за право сесть рядом. «Подруги загораживают дорогу дружкам жениха и говорят им: «Девка ваша, коса наша. Вы купите – расплетете, не купите – не расплетете». Начитаются торги за косу. Девушки не уходят до тех, пока не получат деньги за косу.

            По рассказу Величко Н.И. (72г.), жительницы станицы Николаевской, «брат держит сестрицу за шелковый платок, заводит ее за стол, садится рядом с ней (в других вариантах, например, в Моздоке, брат сидит за сестрой и держит ее косу – С.З.). В другой руке он держит палку, к которой привязана солома. Этой палкой, когда покупают невесту, брат отгоняет от нее жениха или его дружку. «Сестра моя, коса твоя, моли Бога!» - обращается брат к ней. Подруги невесты в это время поют, чтобы он не продешевил при продаже косы: «Торгуйся, братец, торгуйся! /Бери за сестру сто рублей, / За ее косу – тысячу, / За ее красоту – счету нет».[13]

            После получения выкупа, заводят жениха за стол и сажают рядом с невестой. Дружки тогда поют: «Ах, ты братичек – татарин, / Продав сестрицу задаром. / Русую косаньку за пятак, / Белое личинько пошло так».[14]

            Подруги акт продажи косы завершают песней: «А приехали на нашу головушку разорители. / И приехали на нашу головушку погубители, / Чтоб забрать красавицу, / Погубить красу русую. / И продали мы Аннушку, ой да Васильевну».[15]

            Младший брат принимал самое активное участие в судьбе сестры на протяжении всего свадебного обряда, он не только охранял ее, но готовил к винцу, одевал свадебную обувь, поддерживал ее морально. В.П. Аникин считает такое обращение к младшему брату «явлением неслучайным. Правовые правила древней языческой поры рассматривали его как хранителя домашнего очага, защитника семейных традиций».[16]

            После венчания невесту привозят в дом жениха, где происходит деловая встреча двух свах: «Две реки сотекалися, / Две свахи соезжалися, / Думу думали над косой, / Как нам расплесть русу косу? / Как разложить косу надвое?». Обряд этот назван «окручением» (варианты: окручивание, обручивания). Смысл этого обряда – посвящение молодой в сан женщины, молодухи, казачки. Свахи (от жениха и невесты) снимали с ее головы венчальные ленты и начинали заплетать две косы: одна (от жениха) – правую, другая (от невесты) – левую. Примета была такая, если первой завершит плетение косы женихова сваха, то родится сын, если сваха невесты, то дочь. «Невесту за столом, - вспоминает Хвосцова Л.Ф., - закрывают платком две свахи, обручают ее бабьим платком. Кто из присутствующих сорвет его с головы, тот оплачивает, что они невесту открыли. Заплели две косы – замужняя жена».[17] Заплетенные косы укладывались вокруг головы, на голову одевали кичку, покрывали платком по-бабьи и пели: «Разделят мою косыньку на две косы, / Обвертят мою косыньку вокруг головы, / Наденут на головушку бабью красу, / Красуйся-ка, подруженька, отнынь до веку».[18]

Во время обряда пелись песни, содержание которых было связано с потерей девичьей воли: «Девкою была – волю видела. / Замуж выдали – волю сбавили, / Волю сбавили, слез прибавили».[19]

            Огромное количество вариантов свадебных песен, передающих реальное ощущение страха молодой женщиной от осознания себя в новом качестве, когда жить надо начинать сначала, с чистого листа. Прекрасно сохранившийся вариант песни рассказывает об этом:

Вчера пшаничка на нивке была,

А сегодня пшаничка в пироги поспела.

Как вчера наша Люба красна девушка была,

А сегодня наша Люба в молодушки поспела.

В молодушки  нарекли, в две косички заплели.

Была одна коса да две волюшки,

Стало две косы – одна волюшка.

Одна волюшка да неполная.

Чужа маменька да неродная.[20]

            Поэтические жанры, сопровождавшие акт прощания с девичеством, являются традиционными. Это лирические песни с разнообразным композиционным построением: монологи, диалоги, обращения, размышления, словесные формулы  - клише, для которых была характерна традиционная обрядовая субъективность, заданность поведения главной героини, оценка ею и всем родом – племенем заданных обрядовых ситуаций. Скрепляющими элементами рассмотренного свадебного акта являются фиксированный набор этнографических бытовых деталей, имеющих глубокий иносказательный символический смысл, действий, с ними связанных. Одежда, головные уборы, ритуальная еда, совместная трапеза, символика стола, взаимное одаривание, выкуп, обычай покрывать волосы, благословение молодых хлебом – солью, иконой – в совокупности выражают идеи плодородия, богатства, единения.

            Проходят годы, меняются ценностные ориентиры молодежи, ее вкусы и нравы. Сегодня редко встретишь девушку с косой, замужнюю молодушку с покрытой головой. Уходит в прошлое традиционная свадебная обрядность, но по-прежнему прочной нитью, связывающей многовековую культуру народов нашей страны, являются русские и казачьи свадебные песни о «красной красоте».

 

 

Из фольклорного архива кафедры русской литературы СОГУ

 

 

1. Как поднялися буйны ветры,

Растворилися воротики,

Как понаехало бояр много,

А бояре незнакомые.

Как расплакалася Машенька:

- Ах вы, девочки – подружки,

Схороните меня молоду,

Сохраните косу русую.

Как приехал разоритель мой,

Разорит мою головушку,

Разгонит нашу беседушку,

Беседушку красных девушек.

- Неправда ж твоя, Машенька,

Как приехал сокраситель твой,

Сокраситель твой да Витечка,

Сокрасил твою головушку,

Веселил твою беседушку. 

Текст записан от Ефимцевой Федосии Ивановны, 1912 г. рожд. в ст. Луковской студ. Белокопытовой И., Дзантиевой И. в 1976 г.

 

 

2. Вострубили трубоньки ранним-рано на заре,

Восплакала Наташеньки по русой косе:

- Нынче тебя, косыньку, девоньки плели,

По утру ранешенько сваха расплетет.

Разделит косыньку на шесть долей,

Разложит косыньку вокруг головы,

Наденет на голову кривой волосник,

На крив волосник – шелкову фату,

На шелкову фату – красную кику.

Так тебе, косынька, век вековать,

А мне с тобою, русою, горюшко мыкать.

 Текст записан от Логачевой Любовь Ильиничны, 1904 г. рожд. в ст. Петропавловской Кубанской обл. студ. СОГУ Мащенко Л.Ю. в 1983 г.

 

 

3. Лето, зиму тай сосенушка зелена,

Зелена, зеленешенька стояла,

Ой, зелена, зеленешенька стояла.

Всю неделю да вот Машенька весела,

Ой, всю неделю да вот Машенька весела,

Весела, веселешенька гуляла.

А в пятницу русу косу чесала,

А в субботу русу косу косу заплела,

Ой, а в воскресенье день к венчанью шла, плакала:

- Ой, благослови, батюшка, я пойду,

Постели ты шелковый платок, я ступлю,

Подвези ты зелену карету, я сяду,

Подгони ты тройку коней, я поеду.

Соезжала да вот Машенька со двора,

Соломила да березоньку со верха,

Ой, соломила да березоньку со верха.

- Ой, расти, расти да березонька без верха,

Живи, живи, родной батюшка, без меня.

Ой, живи, живи, родной батюшка, без меня.

Ой, без меня и без девичьей красоты,

Ой, без меня и без девичьей красоты.

Вставай ты, родной батюшка утром раненько,

Утром раненько поливай ты мои цветики частенько.

Поливай ты мои цветики частенько

Розу, мяту и пахучи васильки.

Текст записан от Лях Марии Андреевны, 1931 г. рожд. в ст. Архонской Габисовой С.З. в 1981 г.

 

 

 

 

Примечания: