В.З. Гассиева

РУССКАЯ ИДЕЯ ДОСТОЕВСКОГО В ЕГО ПУБЛИЦИСТИКЕ

И РОМАНЕ «БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ»

 

Русская идея как научное понятие почти не поддается определению. Одно можно сказать смело — то, что она отражает национальную политику России с зарождения в ней государственного устройства, что наиболее содержательной и весомой становится с возникновения Российской империи, что вследствие сказанного является одной из стержневых идей в истории русской общественной мысли и что сегодня, в связи с распадом СССР и геополитическими переменами в мире, приобретает особую актуальность и остроту.

Общеизвестно, что Достоевский был одним из крупнейших выразителей и пропагандистов русской идеи. Русской идеей пронизано все его творчество, особенно публицистика конца 1870 – начала 1880-х годов и последний роман.

В достоевсковедении сложилась традиция рассматривать «Дневник писателя» как пролог к «Братьям Карамазовым», сопоставлять, подчас противопоставлять Достоевского-художника Достоевскому-публицисту. Развивая эту традицию, мы в данной работе пытаемся выяснить сущность понятия русской идеи Достоевского, казалось бы, хорошо известного, но не столь уж простого, о чем свидетельствует даже простой перечень охваченных им проблем: Россия и Европа, Россия и Азия; русский вопрос, славянский, вопрос, польский вопрос, Восточный вопрос, еврейский вопрос, Германский вопрос; «три идеи» → три религии → три державы, наука и религия, религия и социализм, западный и русский социализм; национальное и общечеловеческое, назначение и особенности русского народа и т.д. Все эти проблемы настолько широко поставлены Достоевским, что каждая из них заслуживает специального изучения и  их синтеза для представления общей концепции писателя. Мы и стремились к такому исследованию вопроса. Однако отразить весь накопленный материал в небольшой статье практически невозможно, поэтому представим свои наблюдения лишь по отдельным, наиболее характерным и больным, на наш взгляд, проблемам — таким, как: национальное и общечеловеческое, назначение русского народа, русский характер, сущность русской идеи Достоевского  в его собственном определении.

Исходной позицией Достоевского в решении как указанных, так и остальных проблем является оценка им состояния современного ему мира как несовершенного и трагического («Лик мира сего» мне самому даже очень не нравится» — 21:157*), убежденность в необходимости и возможности его обновления; гуманистический взгляд на жизнь, идея деятельной любви («Жизнь хороша, и надо так сделать, чтоб это мог подтвердить на земле всякий» — 24:243), а также высоконравственный взгляд на смысл жизни («Жизнь скучна без нравственной цели, не стоит жить, чтоб только питаться, это знает и работник. Стало быть надо для жизни нравственное занятие» — 24:115).

Сказанное распространяется не только  на отдельные личности, но и на всю национальность, которая в определении Достоевского является «народной личностью» (21:257), и на все человечество. Все, считает писатель, должны жить полной жизнью. А это, по его же мнению, обеспечивается одновременным национальным и общечеловеческим развитием. Такое двуединое  решение проблемы национального и общечеловеческого составляет один из существенных аспектов русской идеи Достоевского.

«Нет, тогда только человечество и будет жить полною жизнью, когда всякий народ разовьется на своих началах и принесет от себя в общую сумму жизни какую-нибудь особенно развитую сторону», — пишет Достоевский (20:7). И далее: «Прежде чем понять общечеловеческие интересы, надобно усвоить себе хорошо национальные, потому что после тщательного только изучения национальных интересов будешь в состоянии отличать и понимать чисто общечеловеческий интерес <...>  Говоря, впрочем, о национальности, мы не разумеем под нею ту национальную исключительность, которая весьма часто противоречит интересам всего человечества. Нет, мы разумеем тут истинную национальность, которая всегда действует в интересе всех народов. Судьба распределила между ними задачи: развить ту или другую сторону общего человека… только тогда человечество и совершит полный цикл своего  развития, когда каждый народ, применительно к условиям своего материального состояния, исполнит свою задачу» (20:19).

Какая же задача выпала на долю русского народа? Отвечая на этот вопрос, Достоевский неоднократно подчеркивает, что особая миссия русского народа состоит во всепримирении, единении человечества на основе Христовой, братской любви. «Все назначение России, — пишет он А.Майкову, — заключается в православии, в свете с Востока, который потечет к ослепшему на Западе человечеству, потерявшему Христа» (29₁:146). Более расширенно эту мысль излагает в «Дневнике писателя»: «Через реформу Петра <...> мы сознали <...> всемирное назначение наше, личность и роль нашу  в человечестве, и не могли не сознать, что назначение и роль эта не похожи на таковые же у других народов, ибо там каждая народная личность живет единственно для себя и в себя, а мы начнем теперь, когда пришло время, именно с того, что станем всем слугами для всеобщего примирения. И это вовсе не позорно, напротив, в этом величие наше, потому что все это ведет к окончательному единению человечества. Кто хочет быть выше в царствии божием — стань всем слугой. Вот как я понимаю русское предназначение в его идеале» (23:47).

Благодаря каким же качествам русскому народу, по мнению Достоевского, под силу отведенная ему «роль в человечестве»? «В русском характере <...>, — отмечает он, — выступает способность высокосинтетическая, способность всепримиримости, всечеловечности <...>. Он со всеми уживается и во все вживается. Он сочувствует всему человеческому вне различия национальности, крови и почвы. Он находит и немедленно допускает разумность во всем, в чем хоть сколько-нибудь есть общечеловеческого интереса. У него инстинкт общечеловечности». Русский человек в оценке Достоевского самокритичен и скромен. «В русском человеке, — подчеркивает он, — видна самая полная способность самой здравой над собой критики, самого трезвого на себя взгляда и отсутствие всякого самовозвышения» (18:55).

Вместе с тем русский народ, как и любой другой, не лишен определенных пороков, и Достоевский говорит о них с русской откровенностью и болью, а также с пониманием объективных причин их порождения и с твердой верой во внутренние силы русского народа, в его способность очиститься от всей наносной грязи и выполнить свою историческую миссию. «Да, народ наш груб.., — пишет он, — грешен и груб, <...> зверин еще его образ: «Сын на матери ехал, молода жена на пристяжечке», — с чего-нибудь да взялась эта песня? <...> Но <...> вспомните, что народ вытерпел во столько веков! Вспомните, кто в зверином образе его виноват наиболее, и не осуждайте!» (26:152). Да, «народ развратен», повторяет Достоевский неоднократно, добавляя при этом страстным голосом «но»: «но <...>, когда надо решить: что лучше? его ли развратные поступки или то, что есть правда народная (то есть выработанные понятия о добре и зле), то народ не отдаст своей правды» (24:181); «но у него религия, там идеалы» (24:191); «но <...> он свое злое не считает за хорошее» (24:198).

В условиях интенсивного развития капитализма происходит обуржуазывание психологии всего народа. «Носится как бы какой-то дурман повсеместно, какой-то зуд разврата. В народе началось какое-то неслыханное извращение идей с повсеместным поклонением материализму. Материализмом я называю, в данном случае, преклонение народа перед деньгами, пред властью золотого мешка» (22:30). Констатируя такого рода факты, Достоевский остается уверенным в том, что все это временное, наносное. «Я осмелюсь высказать, — пишет он, — одну <…> аксиому: чтоб судить о нравственной силе народа и о том, к чему он способен в будущем, надо брать в соображение не ту степень безобразия, до которого он временно <...> может унизиться, а надо брать в соображение лишь ту высоту духа, на которую он может подняться, когда придет тому срок. Ибо безобразие есть несчастье временное, всегда зависящее от обстоятельств <…>, а дар великодушия есть дар вечный» (25:14).

Такими качествами Достоевский наделил русский народ, призванный обновить мир на началах Любви, Добра и Красоты.

В непосредственном определении сущности русской идеи Достоевский исходит как из представления о соотношении национального и общечеловеческого, о назначении русского народа и особенностях его характера, так и из понимания хода истории и текущего момента, в частности формирования и развития трех великих держав — Франции, Германии, России — и роли трех религий в этом процессе: католичества, протестантства и православия. Определение русской идеи, даваемое Достоевским, неоднократно и постоянно варьируется, расширяясь и углубляясь в зависимости от исторических обстоятельств, целей и задач публицистических выступлений писателя. Понятие это по содержанию трехслойное: Во-первых, русская идея — это идея «всеединения славян» всего славянства, «единение, так сказать, под крылом России» (23:45, 47), это выражение «цивилизации всего славянского мира» (20:98).

Во-вторых, русская идея — это не только славизм, но и все православие. «В славянском вопросе, — пишет Достоевский, — не славянство, не славизм сущность, а православие» (24:313). «Главная сущность всего дела, по народному пониманию, — отмечает он в другом месте, — заключается несомненно и всецело в судьбах восточного христианства, то есть православия. Народ наш не знает ни сербов, ни болгар; он помогает, и грошами своими и добровольцами, не славянам и не для славизма, а прослышал лишь о том, что страдают православные христиане, братья наши, за веру Христову от турок». А в перспективе русская идея — это «соединение всех православных племен во Христе и братстве, и уже без различия славян с другими остальными православными народностями» (24:61, 62).

В-третьих русская идея — это единение всего человечества все на той же Христовой основе — Христовой не столько в религиозном смысле, сколько в смысле деятельной любви, что в принципе составляет суть и образа Христа как идеала. «Это будет, — пишет Достоевский, — <…> союз, основанный на началах всеслужения человечеству и, наконец, на обновление людей на истинных началах Христовых» (23:50). По убеждению Достоевского, в эпицентре этой деятельности находятся славяне, в первую очередь русские. «Еще неслыханное миром слово <...> будет сказано во благо и воистину уже в соединение всего человечества новым, братским, всемирным союзом, начала которого лежат в гении славян, а преимущественно в духе великого народа русского» (25:195).

Раскрывая сущность русской идеи, Достоевский четко определяет и ее целевое назначение, акцентируя при этом внимание на его бескорыстном характере: «всеединение славян; но всеединение это — не захват и не насилие, а ради всеслужения человечеству» (23:45); «не для захвата, не для насилия это единение, не для уничтожения славянских личностей перед русским колоссом, а для того, чтоб их же воссоздать и поставить в надлежащее отношение к Европе и к человечеству» (23:47). А в итоге — это построение русского, христианского социализма, который Достоевский постоянно противопоставляет западному, католическому, механическому социализму. «Я про наш русский «социализм» теперь говорю <...>, цель и исход которого всенародная и вселенская церковь, осуществленная на земле, поколику земля может вместить ее. Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского: он верит, что спасется лишь в конце концов всесветным единением во имя Христово. Вот наш русский социализм» (27:19).

Параллельно с целью русской идеи Достоевский указывает и на методы ее воплощения в жизнь. В соответствии с мирной целью мирными представляются и средства ее достижения. Для осуществления этой великой идеи, по мнению Достоевского, прежде всего «надобно чтоб политическое право и первенство великорусского племени над всем славянским миром совершилось окончательно и уже бесспорно» (28₂:260). А это право должно быть получено только мирным путем, на добровольных началах. «Мы представим изумительное зрелище народа без захватов, — заносит Достоевский в записную книжку. — Мы не станем поляка обращать в русского, но когда поляк или чех захотят быть действительно нашими братьями, мы дадим автономию, ибо и при автономии не разрушится связь наша, и они будут тянуться к нам, как к другу, к старшему брату, к великому центру» (24:194).

Аналогична запись в той же книжке в адрес малороссов: «А! Великорус, скажет малоросс. Да, великорус, но хотите — примыкайте, хотите — нет, будьте вольны и свободны». И далее курсивом выделяет: «Это дело вольное и свободное» (24:222). Примечательна и такая запись уже в публикации в адрес ближайших славян: малорусов и белорусов: «Хозяин земли русской — есть один лишь русский (великорус, малорус, белорус — это все одно» (23:127).

«Великий и мощный организм братского союза племен» необходимо «создать», считает Достоевский, «не политическим насилием, не мечом, а убеждением, примером, любовью, бескорыстием, светом» (26:81). «Мы первые объявим миру, — пишет он, — что не чрез подавление личностей иноплеменных нам национальностей хотим мы достигнуть собственного преуспеяния, а, напротив, видим его лишь в свободнейшем и самостоятельнейшем развитии всех других наций и в братском единении с ними, восполняясь одна другою» (25:100).

Русская идея Достоевского-публициста послужила Достоевскому-художнику и методологической базой, и непосредственным материалом для последнего романа писателя. Она получила гениальное воплощение и в его идейно-тематической основе, и в сюжете, и в образной системе — буквально в каждом образе: малом и большом, но более всего, естественно, в образах центральных персонажей, в частности братьев Карамазовых, старца Зосимы, а также Великого инквизитора и Христа, выведенных в поэме Ивана Карамазова.

Лейтмотивом в романе проходит мысль о русском пути решения мировых вопросов  и установления на земле нового миропорядка, основанного на Христовой любви, неоднократно именуемого в романе «русским социализмом. «От Востока звезда сия воссияет», — повторяют герои друг за другом эту «мысль великую» (14:62, 284).

И событийную, и философскую суть романа составляет столкновение и битва двух основных сил, отражающих текущую действительность: «карамазовщины» — «силы низости», разврата и цинизма — и братства — силы высокого духа, великой мысли. Столкновение это происходит на всех уровнях: и на уровне отдельных героев («тут <...>  поле битвы — сердца людей» — 14:100), и на уровне «нестройного семейства» (14:30); где дело доходит до «отцеубийства», и на мировом уровне.

В целом же роман «Братья Карамазовы» — это гимн величию человеческого духа. Он пронизан верой в восстановление гармонии на земле. Эта мысль звучит открытым текстом с уст Дмитрия Карамазова: «<...> Если уж полечу в бездну, то все-таки прямо, головой вниз. <...> И вот в самом-то этом позоре я вдруг начинаю гимн. Пусть я проклят <...>, но я все-таки и твой сын, господи, и ощущаю радость, без которой нельзя миру стоять и быть: <...>

У груди благой природы

Все, что дышит радость пьет;

Все созданья, все народы

За собой она влечет!» (14:99).

Итак, основная суть русской идеи Достоевского в его публицистике и романе «Братья Карамазовы» заключается в том, что русскому народу в силу природных и исторически сложившихся в нем качеств  суждено обновить мир —  объединить «под своим крылом» «без захвата и насилия», только «убеждением, примером, любовью, бескорыстием, светом» и построить на всей земле «русский социализм».