Д.Г. Мамиева

 

 

 

Идейно-художественное своеобразие ПОВЕСТИ М.ЦАГАРАЕВА «НАСЛЕДНИЦА»

 

 

 

Тема высшего долга перед Родиной стала ключевой в литературе с самого начала войны. Но по мере отдаления огненных лет она возрождается вновь на новом материале, решается применительно к новым психологическим и событийным обстоятельствам.

Традиционная тема высшего дома таит в себе неисчерпаемое богатство художественных и социально-философских возможностей, раскрывает все новые грани понимания войны и мира, народного подвига, правдивой памяти. Достоверные уроки прошлого входят в плоть и кровь народного опыта и сознания общественного, несут современным поколениям живое знание о законах истории и человеческого духа. Опыт военных дней, опыт восхождения к победе не только не утрачивает долговечности, но как бы накапливает ее год от года, отзываясь горячим интересам современности.

Годы суровых испытаний, годы трудных боевых походов, лихих танковых атак, годы каждодневного общения с непосредственными участниками величайшего всенародного подвига неизмеримо обогатили жизненный опыт Максима Цагараева, стали для него той великой школой жизни, которая в решающей мере определила его писательскую судьбу.

Через все творчество Максима Цагараева проходит тема великой любви к Родине, к ее защите в Великой Отечественной войне. И это не только тема мужества и геройства, она решается в контексте историко-революционного опыта народа, в полном соответствии с исторической правдой. Будучи участником войны, он словно берет из кладовой своей памяти леденящие душу воспоминания о войне, снова и снова переживая их, по-настоящему осмысливая. Надо полагать, что в военно-полевой сумке М.Цагараева многое ждало еще своего художественного воплощения – кто был в горниле войны, тот прожил две жизни, а жизненный опыт писателя – это и есть арсенал его творений. Это сказалось в его повестях «Наследница», «Старые раны» других произведениях писателя.

Повесть «Наследница» отличается от всего написанного до этого М.Цагараевым о войне, прежде всего, современностью звучания, обобщенно образным мышлением.

Девушка, принявшая войну на неокрепшие свои плечи, потерявшая на фронтах Отечественной войны отца, двух братьев, похоронив свою мать, надевает траур, как ей показалось, на всю оставшуюся жизнь. Но мир и любовь возвращают ее израненную душу к жизни.

Историю эту писатель услышал в одной из своих поездок по республике. Она – о днях военных.

Максим Цагараев показал свое мастерство в новом идейно-художественном качестве, возникшем на скрещении глубокого психологического анализа и больших философских обобщений. Не просто заклеймить человеконенавистничество фашизма, но извлечь в трагедиях войны социальные и нравственные уроки истории – к этому устремлена масштабная художественная мысль писателя.

Война была традицией для всех. И стар и млад, один за другим уходили воевать, защищать Родину:

«Если могли бы разговаривать эти дороги! Они назвали бы нам имена многих путников. Наверное, они начали бы свой рассказ с того дня, когда по сигналу большой тревоги из села ушли почти все, кто мог носить оружие. Вскоре за ними поспешили и младшие, которым еще не время было идти на войну… Из шестидесяти четырех домов – сто шестьдесят кормильцев! Из одного дома – трое, четверо, пятеро…Ждут не дождутся односельчане возвращения своих фронтовиков. Дети за школьными партами считают, сколько километров еще осталось пройти их отцам и братьям до Берлина».¹

Но воевали не только те, кто находился на фронте. Воевала вся Осетия: старики, женщины, дети, оставшиеся в тылу, продолжали трудиться, не зная отдыха и передышки.

Непомерные тяготы и невзгоды легли на женские плечи. Голод, холод, лишения, а по ночам горькие одинокие слезы над проклятыми «похоронками», которые они утаивали даже от своих детей, чтобы не лишать их веры в то, что кончится война и вернутся отцы и старшие братья.

Автору удалось показать, как в трагические минуты истории с особой силой раскрываются мужество и благородство, сила человеческого духа. Уарзета с матерью Лази, рискуя жизнью, прячут у себя в подвале русского бойца, раненого, но никто в родном селе не знает о совершенном ими подвиге.

И вот в газете появляется письмо спасенного ими человека, пишет он уже с поля боя и просит разыскать и поблагодарить его спасительниц.

Автор рассказывает об этом просто, порой даже буднично, но именно эта простота изложения, отсутствие выспренных слов и восклицательных знаков заставляет читателя волноваться и сопереживать героям.

В повести появляется еще одна важная особенность творческой манеры М.Цагараева – интернационализм. Он носит не искусственный характер, а естественно вытекает из изображаемого жизненного материала:

«Храбро дрались в этом бою гвардейцы: майор Потапов, старший сержант Габдуллин, сержант Мухтаров, лейтенант Кацюба, старший лейтенант Бровка, младший сержант Шогенов…

Старший сержант Амбалов… В неравном бою с немецкими танками старший сержант и его товарищи уничтожили три танка, четыре орудия, две автомашины с боеприпасами, больше тридцати солдат и офицеров и взяли в плен немецкого майора…».²

Рельефно выписанная ситуация смертельных опасностей и отчаянного риска, наивысшего напряжения воли, физических сил и духовных возможностей свидетельствуют о том, что люди ценятся не по принадлежности к какой-либо нации, а по своим морально-этическим качествам.

Искать и уметь находить героику в жизни, в деяниях современников, в прошлом и настоящем – главная особенность творческой манеры Максима Цагараева. Так, силен образ журналиста – инвалида войны в повести:

«Корреспондент держался бодро, шел уверенно, не замечая, что протезом волочит за собой траву и мокрые стебли кукурузы. Длинная шинель его до пояса была облеплена репьями и колючками… Мимо гостя, с тяжелой корзиной в руках, прошла худенькая девочка лет тринадцати, в тряпичных чувяках и дырявой материнской кофте. Она загляделась на незнакомого человека, споткнулась обо что-то и упала. Корреспондент поспешил к ней на помощь, и они вместе быстро собрали початки в корзину. Хотя девочка протестовала, гость поднял корзину на плечо и, поскрипывая протезом, пошел по полю. Ребята, что были ближе, побросали работу и в полном молчании пристально глядели ему вслед, словно боясь, что вот-вот он споткнется…».³

Автор широко использует прием психологизма, который придает повести эмоциональный пафос.

Есть в повести и второстепенные герои, выполняющие важные функции в обогащении идейного содержания повести.

Хотя скуп в описании наружности своих героев, мы видим, словно вьявь военного хирурга Фатиму перед собой:

«Но взгляд Фатимы… Словно в этих больших голубых глазах весь мир. Густые черные брови не смогли окончательно соединиться на переносье и разлетелись в стороны. Две толстые косы, туго закручены узлом на затылке. На висках чуть заметна седина. Красивое смуглое лицо Фатимы казалось еще краше от этой седины…

Держа Уарзету под руку, рядом, поскрипывая начищенными до блеска сапожками, шла Фатима… Отовсюду смотрят на них. Уарзета чувствовала эти взгляды и понимала, что многие смотрят на эту стройную женщину в военной форме, на ее награды и восхищаются ею».⁴

Личность главной героини предстает в том конкретном мире вещей, явлений, фактов, которые окружали ее. Она пережила гибель отца и братьев на войне, смерть матери. Несчастья не ожесточили ее сердце, а закалили. Она посвятила жизнь свою воспитанию у детворы любви к родной земле, находя радость и удовлетворение в этой благородной миссии.

Надо было заглянуть в душу Уарзеты, показать движение ее чувств, сердце, охваченное горем и не перестающее биться, тянуться к свету жизни, чтобы образ ее обрел необходимую выразительность, а обстоятельства, в которых она показана, выступили во всей своей исторической и жизненной достоверности.

Уарзета возвращалась к жизни, и жизнь возрождалась вокруг нее вместе с Победой. Она просит согласия жениха Дзыбыртта, вернувшегося с фронта, выйти в день свадьбы из своего дома в трауре, который она носит в память о родных. Жених соглашается, но в канун этого дня он вместе с друзьями сочиняет героическую песню о подвиге отца и братьев Уарзеты. Ее-то они и запели, когда вышла из дому невеста в необычном своем одеянии:

«Неожиданно громко запел Сослан, остальные подхватили его песню… На время потемнело солнце. Ветер стих. Ни одна птица не пролетела. Даже шум реки не слышен. Только едва сдерживаемые рыдания людей сопровождают эту печальную бесконечную песню, будто воскресившую отца и братьев Уарзеты. Не жалели для них последних слез односельчане. И лишь одна дочь Фатимы – Агунда, не понимала, почему на ее голые ручонки падают слезы матери, почему так сильно дрожит Уарзета.

Песня летела над селом. К звонкому хору молодых мужчин добавились густые голоса старших, и она стала звучать еще более мощно. Песня билась о сердце Уарзеты…

Песня оборвалась, но еще долго в воздухе продолжали дрожать ее последние звуки. И печаль ее держала народ в оцепенении».⁵

И Уарзета снимает траур: теперь память о погибших живет в песне.

В словах песни раскрывается смысл названия повести и глубоко выстраданные автором мысли и чувства о всенародном подвиге, проявленном в годы войны.

Таким образом, песня служит как бы связующим звеном между событиями героического прошлого с современностью и утверждает мысль о том, что подвиги отцов и братьев во имя Победы живут и будут жить в сердцах благодарных потомков.

Как ни богата осетинская военная проза, но повесть Максима Цагараева «Наследница» ничего в ней не повторяет. Есть в ней тот элемент первозданности, который способен сообщить художественному произведению не только сиюминутный успех у читателей, но и обеспечить ему долгую жизнь в литературе.

Первое, что подкупает в «Наследнице», – это завидная достоверность всего того, о чем рассказывает писатель. Эту достоверность, мне кажется, интуитивно почувствуют даже те, кому не довелось побывать на войне, а тех, кто воевал, она заставит вспомнить заново многие из своих забытых переживаний. И в этом случае правда отдельных мелких подробностей вписывается в общую большую правду нарисованной картины, дополняет ее и усиливает, но не исчерпывает, потому что ценность повести Цагараева – не только в правде внешних примет фронтового быта, а и в глубоком проникновении в психологию героя и умении зорко проследить происходящее в человеке, в человеке, взятом конкретно – исторически, со всеми присущими его времени и его среде чувствами и переживаниями.

Тема войны продолжала осознаваться глубоко современной Максимом Цагараевым до конца его жизни. Больше того, сошлюсь на слова Василя Быкова: случается, что прошлое «под пером настоящего таланта звучит куда интереснее, чем десятки бескрылых повествований на злобу самых последних дней».⁶

Да, Память о прошлом – трепетная и тревожная – неизменно волновала, волнует и будет (еще) всегда волновать вчерашних фронтовиков. Хорошо сказал об этом К.Симонов: «Попытки заставить себя и других забыть незабытое – это самообман или обман, а если говорить о боли прошлого, то единственное лекарство… – это вслух высказанная правда о ней».⁷

Примечания:

 

1.    Цагараев М.Н. Наследница //М., 1983, с.152

2.    Там же, с.142

3.    Там же, с.146-147

4.    Там же, с.187-189

5.    Там же, с.211

6.    Быков В.Б. Живые – памяти павших. Сб. «Живая память поколений». М., 1965, с.348

7.    Симонов К.М. Предисловие к книге: Герман Кант. Остановка в пути. М., 1979, с.10